Сорайя закусила губу и покачала головой, не веря своим ушам. И от этого мой член налился еще сильнее. Я не мог появиться с эрекцией на траурной церемонии. Поэтому проблему следовало немедленно решить.

Спина Сорайи прижималась к кожаному сиденью. Подняв ее платье, я опустился перед ней на колени и развел в стороны ее ноги. Медленно стягивая с нее зубами кружевные тонги, я почувствовал языком влажность материала.

«Черт подери, она же совсем мокрая».

Ее ягодицы дернулись подо мной, и я не стал тратить минуты даром. Мой язык медленно заскользил вверх и вниз по ее «киске». Я работал не кончиком, а всей длиной языка, пробуя ее на вкус, останавливаясь только для того, чтобы пососать ее клитор. Для меня она еще ни разу не была такой влажной. Никогда.

Сорайя запустила длинные ногти мне в волосы и потянула. Мой рот был занят ее возбуждением до тех пор, пока я не решил, что дольше терпеть не могу. Мои пальцы скользнули в нее, задвигались вперед и назад, а я заглянул в затуманившиеся глаза Сорайи.

– Мне правда надо тебя трахнуть.

– Да, пожалуйста… – пробормотала она.

«Ох, я могу определенно привыкнуть к мольбам Сорайи Венедетты».

Расстегнув молнию на брюках, я позволил им упасть до колен, а потом переместил Сорайю так, чтобы она оказалась сверху. Кожа сиденья была подо мной холодной. Спустя секунды она опустилась на мой член, и я закатил глаза.

Ее платье поднялось до талии, голый зад сверкал в окне лимузина, когда она двигалась вверх-вниз, а я смотрел ей в глаза. Ощущение погружения в нее было таким же невероятным, каким я его себе представлял. Я не смог удержаться и вытащил шпильки из ее волос, испортив ее высокую прическу. Как и перед званым вечером, она не запротестовала. Я знал, что она все равно не любит собирать их наверх. Волнистые пряди упали вниз, пока она трахала меня.

Мы уже занимались с ней сексом, но предыдущие опыты казались нежными по сравнению с этим соитием в лимузине. Этот секс был более грубым, более плотским и более чистым. Ничем не замутненное трахание в его лучшем виде.

Сорайя сдавленно застонала, и я кончил. Такого яростного оргазма я даже вспомнить не мог. Каким же наслаждением было выпустить напряжение, копившееся весь день. Ничто – даже изматывающая тренировка – не смогло успокоить меня так, как близость с Сорайей. К тому же смерть Лиама стала суровым и болезненным напоминанием о том, что я смертен, и о том, что важно. Жизнь просто слишком коротка, чтобы не трахаться вот так все оставшееся время.

– На кого мы оба с тобой теперь похожи, – заметила Сорайя, слезая с меня.

– Клянусь богом, Сорайя, я еще никогда не видел тебя такой красивой. – Это было правдой. Ее лицо раскраснелось, волосы растрепались. Чистая радость перед лицом смерти. Я был так благодарен Сорайе за то, что мне не придется провести этот вечер в одиночестве. Я был благодарен за то, что жив.

Она вытащила из сумочки пудреницу и посмотрелась в зеркало.

– Я выглядела как княгиня Грейс, а теперь выгляжу как Розанна Розанаданна4.

Я фыркнул от смеха.

– И мне это нравится, черт подери.

Я попросил Луиса остановиться возле универмага «Мэйси», чтобы Сорайя смогла воспользоваться дамской комнатой, привести в порядок волосы и купить новые трусики. Мы официально опаздывали на прощание с Лиамом.

Когда лимузин остановился возле похоронной конторы, уровень моей тревоги снова взлетел до небес. Со-райя, волосы которой теперь были собраны в низкий «конский хвост», погладила меня по спине и сказала:

– Все будет хорошо.

«Слава богу, она здесь, со мной».

Мне было не только тяжело видеть мертвое тело Лиама. Мне предстояло впервые за долгое время оказаться лицом к лицу с Женевьевой. Хотя, вероятно, самым болезненным было то, что происходившее напоминало мне о том, что я в последний раз был в похоронном зале, когда умерла моя мать.

У дверей выстроилась очередь, море черных костюмов и платьев. Старые богатые представители верхушки манхэттенского общества обсуждали портфели акций, хотя им следовало бы немедленно заткнуться. Я не мог видеть людей, стоявших впереди меня. Более того, мне не хотелось видеть то, что находится внутри. Мне хотелось вернуться домой, в безопасное место внутри Сорайи.

Мне срочно потребовалось отлить. Я прошептал Со-райе на ухо:

– Держи наше место в очереди. Мне нужно в туалет.

– ОК, – ответила она. Ей явно было не по себе от того, что я оставляю ее одну.

Я вышел из очереди и прошел по персидским коврам в туалет. Помочившись словно скаковой конь, я возвращался к Сорайе, когда заметил Филлис, мать Лиама. Она успокаивала в коридоре маленькую девочку. Малышка плакала, и это разбило мне сердце.

Девочка стояла ко мне спиной. На вид ей было года четыре. Должно быть, это была дочка Лиама и Женевьевы. Я никогда раньше ее не видел. Я знал только, что Лиам обрюхатил Женевьеву вскоре после того, как я узнал об их связи. В тот момент эта новость все только ухудшила. Но теперь я чувствовал только сострадание к крохе, потерявшей отца. Мне слишком хорошо была знакома эта боль.

Филлис явно удивилась, увидев меня, но я не мог пройти мимо нее, не выразив соболезнования.

К горлу подступила тошнота, когда я сказал:

– Здравствуйте, Филлис. Примите мои соболезнования.

Она лишь рассеянно кивнула, крепче взяла девочку за руку и повернулась, чтобы уйти. Я пошел за ними и увидел черный помпон, упавший с волос девочки на ковер.

Откашлявшись, я ускорил шаг, чтобы догнать их.

– Прошу прощения. Она кое-что уронила.

Когда девочка повернулась ко мне, я впервые смог рассмотреть ее. Опустившись перед ней на колени и протягивая ей помпон, я забыл, что собирался сказать. Я потерял дар речи. Слов у меня не было… Только недоумение и смущение. Потому что если бы я не был уверен в обратном, то я бы подумал, что вижу перед собой лицо своей матери.

«Почему он так долго, черт побери?»

Очередь двигалась быстрее, чем мы думали, а Грэм все еще не вернулся из туалета.

Уже был виден открытый гроб. Печальное зрелище: такой молодой, красивый парень мертв. Я помнила, что он плохо поступил с Грэмом, но такого Лиам не заслужил. Я видела, что волосы у него были белокурые, а лицо красивое. Он выглядел таким спокойным. Я искренне надеялась, что он в лучшем мире.

Гроб окружали букеты из белых цветов с лентами, на которых было написано «Сыну», «Другу», «Мужу». Горели высокие кремовые свечи. Антураж был красивым. Лучшим из тех, которые можно купить за деньги.